Perihelion: сюжет, часть 3

Вообще-то я в головоломках разбираюсь, но вот эта… Я впал в легкий ступор:

— Это что еще?

Эспинозу обуяли сомнения, с каждой секундой она нервничала все сильнее. Она явно была не готова к такому развитию событий:

— Может, не стоит трогать эту штуковину? Мы не знаем, что это. Не знаем, для чего она нужна…

Я нахмурился:

— Между прочим, это был твой план!

Она лишь нервно пожала плечами, пристально уставившись в кружку с кофе. Вот, значит, как. Кажется, кое-кто вот-вот передумает… Черта с два. Поздно отступать!

Я снова попытался сосредоточиться на изображении, но ответ так и не пришел. Абернати был озадачен не меньше меня. Он лишь снова и снова повторял буквы на экране.

Это навело меня на одну мысль:

— Марк, эти буквы… Они выглядят архаично. Может, это немецкий?

Кажется, я видел что-то такое в школе.

— Хм, — буркнул Абернати, — может, и так. Но не вижу, чем это нам поможет. Разве что…

Он задумался, постукивая пальцем по губам и бормоча что-то под нос.

— Немецкий язык… Или еще какой-то германский… И линии… направления… переходы? Между чем? Это какие-то состояния? Названия? Видимо, названия. Буквы заглавные. И старинные… Возможно, все это связано с мифологией? Что же могут означать эти буквы… Германская мифология тесно связана со скандинавской… И соответствует тем странным клипам… M — это, возможно, «Мидгард». А что значит G? «Гиннунгагап»? H… «Хельхейм»… Богиня Хель… Возможно, это имена скандинавских богов? Нет… Разве что G означает «Гримнир»… А M тогда тот змей, как там его… Мидгард… Хм… Тогда последняя буква может быть T — «Тор». Сейчас попробую…

Я склонился над плечом Абернати. Пароль оказался неверен, но я инстинктивно чувствовал, что мы на правильном пути. Абернати продолжал размышлять, кивая собственным мыслям.

— Значит, не Тор. Ну да, конечно. Змея Мидгарда звали Йормунганд, а Мидгард — название Земли… Не представляю, сколько у нас будет попыток, но это единственная идея, которая приходит мне в голову. Так что пробуем дальше. Если не Тор, то что? Другие боги? Нет, не припомню ни одного важного скандинавского бога с именем на M… Значит, что-то другое. Или все-таки миры? Может быть. Так… Что у нас самое известное после Земли и ада? Рай? А скандинавский аналог рая… Ах да. Вальхалла.

Абернати ввел слово, и экран погас. Через пару секунд на нем появилось нечто вроде текстового меню — такого, по которому перемещаешься кнопками «Вверх» и «Вниз», выбирая нужный пункт. Проблема в том, что меню было на языке, с которым никто из нас раньше не сталкивался. Он чем-то напоминал… Даже не знаю. Древнеегипетский? Нет, символы были другие. Не иероглифы — какие-то угловатые прямоугольные знаки, смысл которых был совершенно не ясен… Поправочка. Я с этим языком уже сталкивался. Внезапно я вспомнил, что уже видел такие символы. Вот только где и при каких обстоятельствах?

Абернати все пялился на мигающую строку, пытаясь разгадать ее значение. Видимо, именно этот раздел меню открывали последним. Это могло продолжаться еще долго… И выход из этого тупика был только один. Перегнувшись через Абернати, я нажал на клавишу Enter.

Дисплей снова потемнел. На этот раз задержка длилась довольно долго — устройство будто устанавливало с чем-то связь. Но ведь это невозможно, мы были полностью отрезаны! Наконец на экране что-то появилось. Еще одна предельно странная видеозапись.

На ней было какое-то воздушное судно, парящее над жерлом вулкана, — но я никогда прежде не видел таких аппаратов. Его поддерживали в воздухе четыре огромных винта, но на фоне гигантского стального корпуса они казались совсем крошечными — эта штука была не меньше сотни метров в длину!

По всем законам физики эта машина никак не должна была летать — и все же она парила в вышине, медленно удаляясь от извергающей раскаленную лаву вершины. На борту явно присутствовала команда: из динамиков ноутбука доносилась исходящая с судна радиопередача. Звук был громкий и четкий, словно его записывали прямо возле источника сигнала. Хотя нет. Это не радиопередача. Это были голоса членов экипажа.

Там что-то происходило.

Изображение на экране внезапно замерло. Словно кто-то нажал кнопку паузы. Запись при этом продолжалась. Бестелесные голоса явно знали, что происходит. Они были удивлены, напуганы. В них зазвучали нотки паники. Вскоре они сменились чистым животным ужасом. Внутри и снаружи корабля все стало просто… Я не мог подобрать нужного слова. «Исчезать»? Это первое, что пришло мне в голову, однако мы наблюдали нечто иное. Для того, чтобы что-то исчезло, оно сначала должно было существовать. А то, что на наших глазах исчезало с экрана… Оно будто никогда и не существовало. Все поглощала неописуемая пустота — бесцветное ничто, которое невозможно описать словами.

Голоса отчаянно вопили. Разумы их обладателей уже не могли вместить весь ужас катастрофы, которая разверзлась у них на глазах. Облака в небесах уже исчезли. За ними стали гаснуть звезды — скопление за скоплением. Катастрофа развивалась все быстрее. Горы, деревья, даже вулкан исчезли в великом Ничто. Часть корабля уже пропала, многие голоса затихли. Под конец оставался лишь один мужской голос — безумный, надрывающийся вой человека, обреченного стать последним свидетелем гибели целого мира. А затем не осталось ничего — лишь темнота.

Экран потемнел. Мы с Абернати обменялись взглядами. У нас не было слов. Должно быть, это какое-то кино. Компьютерное изображение, созданное извращенным разумом. Но… меня не оставляло ощущение, что все было по-настоящему. Изображение выглядело слишком реальным. Для всех нас — и особенно для Эспинозы.

Гейл Эспиноза, крутая Гейл Эспиноза, из которой гвозди можно делать, — тряслась, крепко зажмурив глаза. Тогда я еще не понимал, в чем дело (потом-то понял, но уже позднее). И просто положил руку ей на плечо. Она не отреагировала. Даже не подняла глаз.

— Ты как? — спросил я. Она молчала, единственным ответом было ее прерывистое дыхание. Я повернулся к Абернати, надеясь получить хоть какой-то ответ. Он тоже был не в себе — лишь что-то бормотал под нос, спрятав лицо в ладонях.

Ночное сражение несколько закалило мою психику. Меня слегка потряхивало, но это уже не так мешало сосредоточиться. В голове роились тысячи вопросов. Увы, ответов на них не было (по крайней мере, пока). Внезапно тишину нарушил холодный и властный голос, и он не принадлежал никому из нас.

— Полагаю, это принадлежит мне.

С экрана одного из ноутбуков на нас сурово смотрел Мердок. Очевидно, ему каким-то образом удалось установить связь. Я понятия не имел, как и для чего, — но он уже знал обо всем. И он был не рад. Совсем не рад. Может, это было просто искажение восприятия, но изображение было каким-то… странным. Мердок казался далеким, древним и совершенно чужим — ничего общего с тем дружелюбным и обаятельным бизнесменом, которого я когда-то имел счастье (или несчастье) знать.

Сейчас его место занимал властный тиран, тяжкая мощь которого ощущалась даже здесь, за тысячи миль. Я не мог понять, что происходит. Лишь много позже я осознал, что в тот момент чувствовал настоящий первобытный ужас, подобного которому не испытывал никогда. Не знаю почему и как, но я был полностью убежден, что человек по ту сторону экрана способен раздавить нас, как букашек, — стоит ему лишь пожелать.

Никто из нас не знал, что делать. Абернати молча уставился в стол, надеясь остаться незамеченным. Эспиноза продолжала мелко дрожать, а я… Я был в шоке. Мердок не сводил с нас пристального взгляда, изучая каждого по очереди. Наконец он усмехнулся, будто решив, что мы недостойны его внимания. Какой муравьям прок от сокровенных тайн вселенной?

Оказывается, все это время я стоял затаив дыхание. Теперь я снова мог дышать — и меня тут же скрутил мучительный кашель, легкие отчаянно старались набрать побольше кислорода. Я снова ощущал жару, слышал звуки лагеря снаружи, чувствовал знакомый запах холодного пота, пролитого кофе и бензина. Даже не заметил, что они тоже пропали… Лицо на экране все еще смотрело на нас, но теперь в нем не было ничего необычного. Просто недовольный босс, готовый отчитать нас за неподчинение. Но теперь мы были умнее. И он об этом знал.

— Некоторые вещи не предназначены для ваших глаз. И еще… — Мердок повернулся к Эспинозе, — Гейл, я крайне разочарован.

Я заставил себя взглянуть ему в глаза и кивнул, стиснув зубы. Эспиноза тоже кивнула. Кажется, Мердок был удовлетворен нашей реакцией — по крайней мере, на данный момент.

— Итак, — продолжил он.

— Гейл, мистер Торп, нам есть что обсудить. За вами отправлены вертолеты. Вас отвезут в частный аэропорт, там ждет самолет до Чикаго. Возьмите с собой хранилище и любые другие предметы, добытые вами на базе. Не обсуждайте этот инцидент ни с кем. Мистер Абернати, вас это тоже касается. Все ясно?

Абсолютно. Ясно как божий свет. Яснее не бывает. Честно говоря, в тот момент я даже не представлял, как вообще можно не выполнить приказ Мердока или каким-то образом перейти ему дорогу.

Связь прервалась. Мы медленно побрели к выходу, погруженные в мысли о том, чему стали свидетелями. Нервно улыбнувшись, Абернати помахал нам рукой на прощание.

— Замолвите за меня словечко, ладно?

— Конечно, Марк, — я попытался улыбнуться в ответ, но улыбка вышла донельзя фальшивой. Больше мы его не видели.

Окончание следует…